Пройти лабиринт - Страница 2

Последнее слово Михаил не понял. Он перевел его, как «лабиринт», но почему-то засомневался в верности услышанного.

— Это угроза? — прошипел он, чувствуя, как бешено заколотилось сердце.

— Ни одному человеку не дана вечная жизнь. И потому каждая душа вкусит смерть, — эти слова были из Корана. Девушка произнесла их очень спокойным голосом, будто была диктором на радио. Она уверенно пересекла ту критическую черту «невозврата».

Рука Михаила нащупала предохранитель.

— Ближе не надо подходить, — предупредил Михаил.

Следующие события произошли буквально молниеносно: гид за долю секунд преодолела оставшееся расстояние. Михаил выстрелил, отпрыгивая в сторону.

Параллельно мелькнула мысль, что он впервые решился применить оружие против человека.

Ноги соскользнули, и Михаил свалился в расщелину…

1.

Андрей открыл глаза. Кажется, он задремал.

«Точно задремал, — Андрей затряс головой, словно отгонял комаров. — Во даю!»

Он не замечал за собой привычки спать после обеда… Да еще на работе.

— Фу ты! — Андрей выругался и встал со стула.

Ему, ведь даже, что-то приснилось. Что-то неприятное.

Он попытался напрячь память, но резкое пробуждение уже разогнало марево сна.

Это все скука. Здесь, в районном центре, вообще скукотище. Даже для главного врача.

— А еще и оттого, что сытно перекусил. — Андрей посмотрел на судок, недавно содержащий кашу и печеночные котлеты.

Маша готовила и до этого отменно. Но в последнее время, когда Андрей стал хорошо зарабатывать, да еще появились «левые» деньжата, она вообще сделала из еды целый культ. Но главное, Андрею это начинало нравиться.

Кто из мудрых сказал, что к хорошему быстро привыкаешь.

Считать это наградой за труды? — Андрей задумался.

В жизни ему приходилось немало пережить. Правда, больше всего — плохого. Хотя друзья и знакомые, безусловно, сказали бы, что не смотря ни на что, Андрей остался добрым и отзывчивым.

Но это была только видимость. И Андрей это осознавал.

«Это всего лишь оболочка», — иронично пробормотал он.

Андрей был уверен: иначе, просто, не выжить.

«В нашем мире, — не раз сам себе говорил он, — нет ни любви, ни ненависти, ни доброты, ни зла, ни милосердия… ничего! А нормы морали — только абстрактные «рамки». А блюсти их или нет — вопрос третий».

Выживают в этом мире только «воины», кем бы они ни были, и чем бы ни занимались. А все те, кто либо верит в какие-то «светлые идеалы», либо служит сам себе — в реальности лишь «слабаки».

— Кажется, это у Кастанеды было: «У воина нет ни чести, ни достоинства, ни семьи, ни имени, ни родины. Есть только жизнь, которую нужно прожить».

«А я страшный человек!» — сам себе улыбнулся Андрей. Он даже был рад этому выводу.

Абсолютная «мимикрия». Только она дала возможность достигнуть в жизни того, чего он достиг.

Андрей вдруг ужаснулся: ведь человек не мог так размышлять. Не должен! Ему не позволяла совесть. Должна была не позволять. Она, как страховка от «темной стороны».

И все же он — Андрей — так размышляет. И при этом не видит ничего предосудительного. И это было вдвойне ужасно.

Прав был брат. Доктор не может быть человеком. Даже не смотря на то, что он спасает человеческие жизни…

Операция пошла на удивление успешно. Андрей внутренне испугался. Никогда еще не проходило все гладко. Всегда были нюансы, форс-мажоры, ошибки.

Аврал, как норма, поддерживающая его в рабочем состоянии.

И вдруг — полное спокойствие. А главное уверенность. Он словно смотрел фильм. Безучастно, лениво, заранее зная конец.

А потом была благодарность родственников. Мать ребенка даже начала целовать ему руки.

И ничто не дрогнуло. Андрей хоть и мягко отстранил родителей, демонстрируя внешним видом сочувствие, но на самом деле в душе лишь усмехнулся.

Усмехнулся и тут же ужаснулся себе.

Следующие операции тоже были удачными.

«Уж не заключил ли ты сделку с самим чертом?» — похлопал Андрея по плечу главврач.

«А если и так? Разве это плохо? Все живы, здоровы», — улыбнулся Андрей в ответ.

А потом брат сказал, что он сильно изменился.

— Почему ты так решил?

— Я тебя знаю с детства, — сердито ответил Михаил. — Ты плакал даже над мертвым воробьем, которого выдрал из зубов соседского кота. А сейчас стал таким циником. Смерть для тебя перестала, что-либо значить. Ты перестал к ней благоговейно относиться.

— Благоговейно! — фыркнул Андрей. — Мы живем в материальном мире. Здесь правит только четкий и трезвый расчет. Чувства хороши, только до поры до времени… Да, я не высокой моральной чистоты, как ты. Но я, по крайней мере, спасаю людей. И этих людей не интересует, что я при этом думаю…

За давно немытым окном медленно-медленно падал снег. Большие пушистые хлопья укрывали землю белым покрывалом.

В воздухе разлилась непроницаемая тишина. Казалось, будто уши заложило ватой.

Птица… Это была птица. Точно!

Андрей быстро облизал губы. Рука его потянулась к подбородку. В период нервозности, он начинал сильно его тереть.

От воспоминаний отрывков сна, почему-то кидало в жар.

Черная птица… Ворона. Другой не может быть!

Вспомнилось, как она закрутила головой. А затем уставилась правым глазом.

«Даже оторопь взяла», — Андрей поежился.

Ему показалось, что взгляд птицы, словно стремительный всепоглощающий поток, проник прямо в душу.