Пройти лабиринт - Страница 21

Михаил уставился в пол. Только сейчас он начал понимать смысл своих слов, сказанных брату: «Мне, кажется, что вижу узоры… Те узоры, что сплели нити, на которые нанизаны все вещи… Они связываются в лабиринт…»

Это было настоящее откровение. И он не понимал его тогда, да и сейчас лишь смутно начинает понимать.

— Послушайте, Эйдур. Эта ваша «теория паутины» реальна? Я имею в виду, что насколько ей можно довериться.

— Ни насколько. Это лишь теория. И, быть может, она совершенно неверна. А, может, она лишь частный случай чего-то большего. Мы, как тот ребенок: некому объяснить, что падающие белые хлопья, это не куски неба, а обычный снег.

— Что вы мне посоветуете?

— Ничего конкретного. Попробуй заняться анализом сам.

— Я пробовал: не выходит.

— Да? — Гримссон задумался. — Конечно, все дело в варианте «нашего разума». Может, как инструмент для описания мира, он не совсем годится.

— Как это?

— Разум — это лишь один из органов, помогающий нам адаптироваться к окружающей среде. Как рука, нога, как плавники у рыб, крылья у птиц. А Вселенная огромна и непредсказуема. Будь другие исходные данные, может, у нас был бы совсем другой «разум».

— Как у неандертальцев?

— Кто знает? Может как у знаменитого Соляриса… А, вообще, как думают боги мы ведь не знаем.

Гримссон вдруг погрустнел, а Михаил странно улыбнулся…

18.

Дни шли серой чередой. Работа-дом-работа-дом… Андрей снова втянулся в этот ритм и события того дня подзабытой беседы с братом растаяли, словно сливочное масло на горячей корке хлеба.

— Доброе утро! — в кабинет без стука влетела старшая медсестра Полина Аркадьевна.

— Доброе! — улыбнулся из вежливости Андрей.

Улыбка вышла какая-то кривоватая, как у пирата. (Так почему-то подумалось ему.)

— Вот! — Полина Аркадьевна положила на стол толстую тетрадь. — Вы просили…

Андрей нехотя, но с видимостью желанья поработать на начальствующем челе, развернул тетрадку к себе.

Дальнейшие слова медсестры пролетали мимо.

«Сегодня выпал снег. Я не заметил, как это произошло. Проснулся утром (если это вообще можно назвать утром), а вокруг уже лежит снег… А потом я понял, что это пепел, — прочитал Андрей на первой странице. — Серое небо было затянуто тяжелыми мрачными тучами. Сегодня будет не ахти какая погода. Это я по своим костям чувствую».

Андрей закрыл тетрадку и прочитал на ее обложке: «Журнал регистрации…»

Он непонимающе посмотрел на Полину Аркадьевну.

— Что? — спросила она.

Андрей снова открыл: даты, количества, росписи…

— Который час? — голос его стал суховат.

— Без пяти четыре. А что?

— Просьба: давайте перенесем разговор на завтра.

Андрей отложил тетрадь в сторону.

— Хорошо, давайте на завтра.

Полина Аркадьевна вышла.

«Что за чертовщина! — Андрей потер глаза, будто это должно было помочь. И глядя куда-то сквозь рабочий стол, спросил у самого себя: — Что, родной, происходит?»

Это написал его брат. По крайней мере, почерк был похож…

Андрей поймал себя на том, что рукой гладит поверхность стола. Ладонь была влажная. На полированной поверхности медленно испарялись следы пота.

— Вызывали? — тоже без стука вошел Паша-водитель.

— Да-да… сейчас поедем в управление… Возьми у Ермолаева пакет. Он знает какой.

Паша вышел.

Андрей встал и, не спеша, стал одевать пальто. Глаза сами несколько раз скользили по тетради. Не выдержав, он ее снова открыл.

«Выдан… дата… роспись…»

— Тьфу ты!

Андрей резко захлопнул тетрадь и принялся складывать в портфель бумаги.

Внизу стоял уже прогретый автомобиль.

— Едем! — Андрей разместился сзади и по привычке не тратить время даром, вытянул из портфеля отчеты.

«Чтобы понять лабиринт, — прочитал в одном из них Андрей, — его форму, а также, чтобы набраться смелости и решиться войти внутрь, требуется определенная степень зрелости».

— Как они суда затесались? — это были одни из ксерокопий тех книг по лабиринтам и прочей ерунде, которые Андрей пытался прочитать пару недель назад.

Странный сегодня день. Вернее, вечер.

Андрей вытянул все бумаги из портфеля и разложил их по стопкам. Отчеты и прочие документы он сложил назад, а ксерокопии стал сортировать: фотографии отдельно, статьи из газет во вторую стопку, страницы из каких-то научных книг — в третью.

— Приехали, — остановил машину Паша.

— Секунду, пожалуйста, — отчего-то оправдываясь, Андрей сунул бумаги под мышку, стал вылезать из машины.

На совещание приехало человек двадцать. Начальство как всегда задерживалось. Андрей присел в углу и снова достал свои распечатки.

«Присмотритесь повнимательнее к форме лабиринта, — прочитал он. — Это внутреннее пространство, отделенное от остального мира. Оно окружено внешней стеной, в которой имеется лишь одно отверстие для входа. Внутреннее пространство кажется на первый взгляд ошеломляюще сложным.

Оно заполнено максимально возможным количеством поворотов. Много раз человек приближается к цели — к центру, и только затем, чтобы путь вновь отводит его в противоположную сторону. А поскольку на пути к центру идущий лишен возможности выбора, то тот, кто в состоянии вынести это психологическое напряжение, непременно достигнет цели.

Достигнув центра, человек остается в полном одиночестве, наедине с самим собой, с Минотавром или же с чем-то другим, чем может быть наполнено содержание понятия «центр», где человеку дается возможность обнаружить нечто настолько важное и значительное, что это открытие требует кардинальной смены направления движения».