Пройти лабиринт - Страница 25

К оглавлению

— Добрый день! — произнес кто-то за спиной по-английски.

Михаил быстро развернулся.

Перед ним стояла женщина средних лет. Михаил успел отметить ее отличные формы.

— Здравствуйте, — кивнул он. — Вы искали со мной встречи?

— Да, если вы Райз.

— Совершенно верно, — ответил Михаил, хотя был абсолютно уверен, что женщина точно знала, как он выглядит.

Они спустились вниз в одно из кафе.

— Итак? — улыбнулся Михаил, едва они заказали по чашечке кофе. Настроение у него было игривое, но поймав взгляд своей собеседницы, он вдруг ощутил внутри легкий холодок.

— Я не представилась, — голос женщины был очень мелодичным и приятным. — Меня зовут Майя Тамбо.

— Очень приятно.

Михаил увидел на шее у Майи маленький золотой кулон в виде рыбки.

— Могу угадать ваш первый вопрос, — снова улыбнулся Михаил. — Что-то типа: «Верите ли вы в Бога?»

— Почти угадали, — в тон ему ответила Майя, играя «зеркало» в мимике. — Только мой вопрос звучит по-иному: «Что вы считаете основной ценностью в жизни?»

— Странный вопрос. А зачем вам?

— В зависимости от ответа, я пойму, пришло ли время вам, Михаил, двигаться дальше.

— А если не пришло, то, что дальше?

— Тогда вы не наш. Очередная, так сказать, «личинка»…

— Интересно.

— Вернее — «образ». — Майя сделала паузу, а потом снова спросила: — Ну, так что с ответом на мой вопрос?

— Я вижу у вас на груди амулетик, — Михаил махнул головой. — Хочу сразу отметить: меня мало интересуют религиозные темы. Я слишком долго живу на этом свете и слишком много всего видел, потому не верю ни в высшую справедливость, ни в райские кущи…

— Заметьте, Михаил, я у вас про это и не спрашивала. И все же повторю свой вопрос: «Что вы считаете основной ценностью в жизни?» На мой, как вы выразились «амулетик», прошу не смотреть. Он означает совсем не то, что вы себе подумали.

— А что же он означает? — подмигнул Михаил.

— Он говорит, что в этом мире душа и разум находятся в конфликте. Потому «рыбы»… если вы присмотритесь, то она на кулоне не одна, а две… плывут в разные стороны. А вообще-то — это память о «войне пешек»…

Михаил прищурился, замечая, что внутри основного изображения рыбы, находилась рыбка поменьше, смотрящая в противоположную сторону.

— Я отвечаю на все ваши вопросы, но вы, к сожалению, упорно игнорируете мои.

Майя нахмурилась.

Михаил замолчал. Он посерьезнел и стал неспешно пить принесенный кофе.

— Это слишком трудный вопрос, чтобы на него можно было ответить так быстро, — проговорил он. — Я, быть может, отнес бы себя к моральным абсолютистам, только беда в том, что духом я слишком слаб, чтобы безусловно придерживаться всех прописанных там принципов. Хотя аморальность, особенно самые ярые ее проявления — насилие над ребенком либо стариком, убийство человека, издевательства — все это и подобное этому вызывает во мне протест и желание бороться…

— А ложь?

— Ложь? Трудно сразу ответить. Смотря, какая ложь. Если, как говорится «во спасение», то тогда это благо… В данном случае моральность зависит от контекста поступка…

— Замечательно! — Майя резко откинулась назад. Судя по всему, ответ ей не понравился. — Тогда в зависимости от подтекста, можно и рассматривать насилие над детьми, убийство человека…

— Можно, — кивнул головой Михаил. — Но не нужно. Я не святой и в силу своего характера не могу им быть. Уверен, что и вы, Майя, тоже не святая. Человека от зверя отличает умение прощать. А «зуб за зуб» — это пережиток той эпохи, когда все мы были еще «детьми».

— То есть вы не сторонник понятия «добро с кулаками»?

— Послушайте Майя. Мне не понятен смысл ваших нападок. Я ведь не философ и не религиозный реформатор. Однако считаю, что силы добра, — если уж мы так далеко с вами зашли в беседе, — не должны бороться с силами разума.

Михаил изменил позу. От напряжения у него на лбу вздулась вена. Он наклонился вперед и глухо сказал:

— Я в своей жизни видел и умирающих детей, которым нечего было есть, в то время как «добрые пастыри веры» в паре километров от них жрали, как не в себя! Жрали и умничали! А человек, который постоянно воровал и насильничал, не смотря ни на что, отдал свой последний кусок этим опухшим от голода детям. И отдал не из-за сытости, а потому что совесть не позволила. А спустя час он преспокойно отправил на тот свет человека, отобрав у него деньги, которые пропил в близлежащем баре.

Я видел, как отъявленные головорезы вспарывали животы людям «иной расы». И девчушка, лет шестнадцати, бросалась на них с кулаками, защищая тех. А потом её истерзанное тело, этот же представитель «иной расы» пихал ногой, говоря, что она «тупая дура, оскорбившая его честь и достоинство, как мужчины». И не быть ему теперь в раю… Спустя полчаса он прекрасно отдыхал с теми же головорезами в какой-то местной забегаловке.

— Так что моральность — это лишь абстракция. И то, что для кого-то добрый поступок, для другого — плохой…

— А для вас?

— Что для меня? — не понял Михаил.

— Что для вас ценно, а что нет.

— Вы так настойчивы в этом вопросе, что я начинаю нервничать.

— Вы описали поступки других, но ничего не сказали о себе.

— Потому что мне нечего сказать о себе! — зло проговорил Михаил. — Я абсолютно ничего о себе не знаю!

Майя замолчала. Она пристально смотрела на Михаила, словно взглядом хотела прожечь в нем дырку.